Глава девятая,

в которой создатель приезжает в очень умный дом

 

      Он принял приглашение друга провести эту субботу накануне Дня Всеобщего Извинения на корпоративном уикенде в загородном доме какого-то его начальника. Никакой программы дня, никаких конкретных мероприятий. Приезжать можно было в любое время от полудня до вечера. Они приехали туда сильно после полудня. Чтобы судить, много ли уже было гостей или мало, надо было бы знать обычаи этого дома, если, конечно, обычаи в нем существовали, что в принципе, могло быть. К тому же кто-то из гостей мог располагаться в тенистых уголках обширного парка, окружавшего дом. Благодаря биочипам хозяин всегда элементарно мог знать, не только кто находится в пределах его дома и всей принадлежащей ему территории, но даже знать, что это за человек. Несмотря на это представлять вживую незнакомых гостей было пока еще нормой этикета. Новый гость не вызвал у хозяина ни малейшего любопытства. Во всяком случае, это никак не проявилось. Не вызвал он любопытства и у тех гостей, которым он был представлен помимо хозяина. Всем он ответил тем же.

      Дом был новым, но стилизованным под какую-нибудь петербургскую дачу второй половины девятнадцатого века. Хорошо спроектированный так, что внутри казался более просторным, чем можно было бы ожидать, если разглядывать его снаружи. Дом был умным, можно было бы даже наверняка сказать, что очень умным. Электронику, которой были пронизаны его стены, и которой было наполнено его пространство, наверное, не обязательно было даже вслух просить о чем-либо, достаточно было бы просто об этом подумать. Шума кондиционеров он не слышал, но нельзя было сомневаться, что они работали. Всё, разумеется, однозначно свидетельствовало об уровне полета хозяина дома. Заметить же что-либо такое, что могло бы свидетельствовать о хозяине как личности, в доме и в том, что его окружало, не представлялось возможным.

      Нельзя было еще сказать, что сумерки приближались, когда он решил в одиночестве погулять по окрестностям.

      Он пошел по какой-то тропинке вглубь парка. Оказалось, что дом стоял у густо заросшего деревьями и кустарником крутого склона, возможно, ведущего к речке. Интересно было это проверить. Спускаясь вниз, тропинка  делал еще и крутой поворот. Через несколько шагов до его слуха донеслись голоса. Еще через несколько шагов он заинтересовался, так как различил ключевые слова, крайне редко встречающиеся в живой речи. Он непроизвольно замедлил и так неторопливый шаг, потом даже остановился, вслушиваясь.

      – Если ученый пытается понять мироздание, очень сложное, тонкое и логичное, и при этом не берет в расчет Создателя, то он обречен, образно говоря, узреть только шлейф от кометы, но саму комету никогда не увидеть и не понять, что это именно она оставляет шлейф, что он не сам по себе возник.

      Высокий, явно еще юношеский голос возражал:

      – По крайней мере, никто еще не возразил внятно, а просто на уровне: этого не может быть, потому что не может быть никогда. Мое мнение верно, потому что я так верую и никакие доводы и аргументы мне не нужны.

      – Не мое мнение верно, а я принимаю на веру некоторые, не мною сформулированные, утверждения.

        Такие как вы просто веруют.

        Просто веруют. В истинность некоторых утверждений.

      – На конкретные вопросы они разводят такую полемику, что запутываются в ней сами, но продолжают сыпать умными фразами, обсасывая каждую мелочь, тем самым пытаясь поставить собеседника в тупик. Прямо как у Шукшина в рассказе “Срезал”.

      – Это не уникальная и не специфическая способность людей, имеющих религиозную веру. И кто же из нас двоих, по вашему мнению, Глеб Капустин, а кто Константин Иванович?

      – Если я заблуждаюсь, то намерена делать это и дальше, – произнес женский голос.

      Простояв так с минуту, создатель кибернетических существ сделал еще несколько шагов и среди деревьев разглядел беседку. Тропинка пролегала в шаге от нее.

        Тут вы в своем праве, – отвечал тот же мужской голос.

      – Скажете, что знать это совсем не обязательно, что не дело маленького человека проникать в устройство Вселенной или тем более в замыслы Бога?

         Не скажу.

      – Что правильней жить сегодняшним днем и нравственными категориями заповедей? С одной стороны могу согласиться. А с другой могу и не согласиться.     

      – Насчет первого правильно сделаете, если не согласитесь, а насчет второго правильным будет согласиться. Всё, что вы говорите, в принципе, верно, а в детали не вижу необходимости влезать, так как той мысли, которую я провожу, от этого ни прибавится, ни убавится. А мысль простая: религия и наука, что бы там ни было в истории, не конкуренты друг другу, у них совершенно разные предназначения. Они занимаются разными вещами.

        Насколько разными?

      – По научному ведомству вопросы что и как, а по ведомству религии зачем и почему. Претендовать им на решение вопросов друг друга не следует. Религия со своей стороны от таких претензий давно отказалась, наука еще мнит себя способной дать раньше или позже ответы на любые вопросы. Антитеза Птолемей или Коперник – по части науки, антитеза добро-зло не по ее части. Не может наука описывать явления трансцендентного мира. И не сможет. Никогда.

      – Но почему такая уверенность?

      – По определению, что называется. Можно лишь асимптотически приближаться к линии, принципиально, онтологически отделяющей творение от Творца. Любое описание будет всегда лежать вне научной сферы, в духовной.

      – Может, я чего-то не знаю, но ведь были времена, когда существовало достаточное религиозное образование. Почему же религиозное видение мира однажды перестало устраивать людей? Не в силу ли просто своей консервативности? Вы согласитесь, что религия, как вера в Бога, подстраивается под научные достижения? Лет через сто-двести человечество найдет объяснения многим необъяснимым сейчас явлениям и научится создавать из неорганики живую материю. Что-то мне подсказывает, что религия подстроится под эти достижения науки и даже сможет дать им свои объяснения.

      – Когда-то религиозное образование было обязательным. Вы правильно догадываетесь, что дело не в его достаточности или недостаточности. Не у религии, но у Церкви достаточно много "грехов" в силу которых она в конкретных условиях места и времени утратила свой авторитет, свое влияние. Даже не обязательны были специальные усилия для дискредитации церковников. И случалось это не раз. Вот только переносить эти "грехи" с церковнослужителей на религию было и есть неправильно. Если от религии и науки перейти к церкви и научным организациям, к конкретным церковнослужителям и ученым, конфликты найдутся, но они будут иметь мирскую, а не экзистенциальную природу.

      – Может природа конфликта и мирская, и наука высокомерна, но суть в том, что Церковь оказалась бессильна противостоять науке. И отпустила ситуацию. И не от доброты душевной.

      – Не бессильна оказалась противостоять, а поняла, что не всё по ее части. А вот наука восприняла это именно как бессилие религии и сочла, что справится со всеми вопросами самостоятельно. Что касается религиозного видения мира, то это другая история. Было время, когда по-другому смотреть не умели. Пришло время, и появилась наука в современном понимании слова. И предложила свое видение в замену религиозному. Успехи науки в практической жизни людей закономерно породили иллюзии ее всемогущества. А то, что это были иллюзии все более и более осознавалось на протяжении ХХ века. Это осознание продолжается и сейчас.

         Не согласна я.

      – С чем не согласны? Да, продолжается и то, и другое. И в заблуждении насчет всемогущества науки люди продолжают находиться, и в процессе освобождения от этого заблуждения тоже.

      – Это реакция на то, что светское образование церковь долгое время считала вредным. Наука просто взяла реванш.

      – Какая наука? Философия или физика? К светскости образования это не имеет отношения. Церковное или светское. Даже не в образовании самом по себе дело. Дело в мировоззрении – религиозное или научное. Представлялось, что тут имеет место взаимоисключение. Не верно это. Не исключают они друг друга. И даже не дополняют. Они о разном. И мир гораздо более сложен. Принципиально более сложен.

      – Думаю, именно религия настаивает на простоте мира.вновь раздался юношеский голос. – У нее все известно – что было, как надо, что будет.

      – Сложность в том, что недостаточно, вопреки надеждам, некогда сильно распространившимся, только естественнонаучных средств познания. Про то, что было религия знает не больше, чем наука. Все, что религия знает об этом, она знает от науки. Религиозное мышление содержит в себе идею начала мира. И только. И в этом смысле у религии, да, все просто, потому что над большим в этом вопросе она не задумывается принципиально, оставляя это науке. А научное представление о начале Вселенной – его, как учения о Начале раньше просто не было, потом появилась концепция Большого взрыва, она развивается, и кто знает, на что она будет похожа завтра? Тоже и с концом света. Религия просто говорит, что он будет. А что это будет в нашем чувственном восприятии или в записях научных приборов этого процесса или одномоментного события, над этим религиозное мышление не зацикливается. Это про что было и что будет. А вот что до вопроса как надо, тут ситуация прямо противоположная. Наука не задается этим вопросом. Она исследует, что есть и как это функционирует. И как еще это могло бы функционировать. При этом, пообжигавшись и начав понимать свою ничтожность перед Природой, люди стали осторожно подходить к попыткам ее преобразования. Даже перестали говорить об этом. И в хозяйственной своей деятельности стали проявлять осторожность. Но было еще и то, что наука распространила свое видение принципов функционирования неразумной природы на человека и его общество. И всерьез задумалась над их преобразованием на так сказать научной основе. И потерпела полный крах. Место же, которое по сути своей принадлежит религии, но было самонадеянно занято наукой, должно было бы освободиться. Но общественное сознание до сих пор в массе своей находится под гипнозом науки и с трудом воспринимает идеи о предназначении религии. Но свято место пусто не бывает. Наука, как убеждены ее жрецы, имеет социальный заказ на преобразование общества. И сегодня снова пытается научными способами изменить природу человека.

 

К оглавлению

 

Hosted by uCoz